Галина Файнгольд. Скоморох на кафедре. Вечерний клуб, 28 февраля 2002.

Псой Галактионович Короленко, молодёжный филолог, акын, и современный скоморох. С 1973 по 1978 обучался в Московской музыкальной школе №3 им. Мясковского, с 1983 по 1992 на филологическом факультете МГУ. С 1994 по 1996 преподавал русскую литературу в Гуманитарном институте телевизионных работников. В 1996 защитил кандидатскую диссертацию о Владимире Короленко. Автор нового учебника по литературе для абитуриентов и популярный репетитор, преподаватель МГУ. Автор статей и эссе о музыке и литературе, опубликованных на бумаге и в Сети.

В. Как бы ты сформулировал наиболее актуальную для тебя проблему в современной культуре?

П.К. В настоящее время жанр песни и само понятие песни находятся в ситуации сильного кризиса. Нет той системы координат, в которой песня чувствовала бы себя уютно, раскованно, как жанр. Песня на определённых участках культуры вытесняется невербальными музыкальными проектами. Распадается песенность песни. Как писал блж. Августин, песня отображает полноту целого, что помогает думать о времени. Песня, по сути, то же что мелодия присутствия. В этой связи меня волнует проблема собственной идентификации. С одной стороны, здесь зритель и слушатель имеет дело с интеллектуалом, славистом, который занимается современной культурой, концептуально работает со всевозможными песенными традициями. С другой стороны, все знают, что я сам сочиняю песни в которых, как в некоем коктейле неожиданно сталкиваются самые противоречивые стили. Я постоянно ставлю перед собой задачу понять, что вообще стоит за песней в различных культурных пространствах.

В. Но, быть может, имеются какие-то рамки или векторы задаваемого тобой направления?

П.К.- Интересует витальность, дионисийство, но и не только это. Есть желание проникнуть в философию песни, понять, что стоит за этим.

В. Быть может, именно эти попытки работать в самых различных жанрах вызывают у многих ассоциацию с постмодерном?

П.К. - Форма и внешняя сторона чем-то похожи, однако всё мной производимое не вполне вписывается в задаваемые рамки. Постмодернизм, на мой взгляд, сделал своё дело: расшатал все традиционные устои и существующие системы ценностей. Действительно, в качестве одного из форматов я предлагаю песню как художественный объект, как инсталляцию. Этим объясняется моё участие в проектах, связанных с современным искусством, совместные акции с Ириной Вальдрон, Алексеем Шульгиным и другими современными художниками.

В. Всё это можно назвать перформансом, концептуальной работой?

П.К. - Можно, но не сводимо к этому. Есть вариант, что я - бард, т.к. лиричность присутствует, было много выступлений, ориентированных на бард-аудитории. Кроме того, в современной музыке есть очень захватывающая меня волна восточно-европейского и еврейского фольклора, вообще этнической музыки. Можно сказать, что я в этом направлении работаю, но по-своему. По-видимому, я создал достаточно уникальную позицию в песенной культуре и в ней работаю. Это работа с национальными архетипами, это актуализация фигуры харизматического автора-исполнителя в контексте современного искусства, перформанса, это выход из постмодернистской "игры в бисер" в сферу новой искренности и душевности, это сочетание интеллектуальной рефлексии и спонтанности, это интеграция в другие жанры, такие как литература, театр, кино, это соединение высокой поэзии с масскультом и фольклором.

B. Как известно, ты прогуливался по Нью-Йорку и Манхеттену со своим раздолбанным синтезатором -"гармохой", позиционируя себя бродячим уличным музыкантом, это был эпатаж?

П.К. - Нет, меня действительно увлекает реальное скоморошье пение в сочетании с еврейскими, американскими и другими неожиданными контекстами. Однако, мне интересно также вынести уличный формат на клубную сцену и академическую кафедру. Пение в университетской аудитории - это своего рода акция, концептуальная работа в университетско-академическом культурном пространстве. Деррида превращается в шансонье, на клубную сцену и университетскую кафедру привносится образ уличного скомороха. Это называется молодёжный "акын". Бодисингер открыт самым разным эмоциям, смех - одна из них. Я считаю, что "современный скоморох" - принципиально новая позиция в современной культуре.

B. Есть ли во всём этом некий риск маргинальности?

П.К. Вообще, маргинальность - великая сила. Теперь уже покойный, к сожалению, социолог и философ, Пьер Бурдье, выделял специальное явление, "заинтересованность в незаинтересованности". Есть такой механизм в культуре, в экономике культуры: кто маргинал сегодня вечером, тот утром завтра классик. Но, кстати, поскольку у меня нет особого риска превратиться в попсу или в сильно коммерческий мэйнстрим, то я не возражал бы против некоторого расширения аудитории за счет каких-то незатронутых ещё кругов. Для этого стоило бы, например, хорошенько проехаться по России.

В. Слушая твой альбом "Песня про Бога" многие смущаются тем, что это якобы не очень остроумные насмешки над религиозными чувствами верующих, другим кажется, что это очень плоская популяризация веры, подобно той, что наблюдается, например у баптистов. Что ты сам скажешь по этому поводу?

П.К. Баптистов действительно немного пародирую, но только чтобы выявить в них то искреннее, которое они сами у себя упустили. Что же касается насмешек, то это исключено, когда речь идёт о вопросах первостепенной онтологической значимости. Скорее мне важно выявить здесь весь спектр чувств, который испытываешь, стоя перед лицом Высшей Реальности. Скоморох характерен тем, что показывает публично свои эмоции. Это может быть растерянность, страх, беззащитность, надежда, мольба, всё что угодно, только не насмешки.

В. Какова же всё-таки твоя конечная цель?

П.К. Моя конечная цель, как и у всякого христианина, - спасти душу. А в плане творчества - как там было, помнишь? Кажется, у Карла Каутского: "Движение - всё, конечная цель - ничто".

B. С этими задачами связан и выпуск твоего нового CD. В интернете появились статьи о том, что это уже "пост-Псой", что прежний "деятель культуры" канул в Лету. Ты с этим согласен?

П.К. Напротив, я вижу в новом диске более концентрированное выражение своих идей. Первый диск был менее концептуальным, в нём, например, скоморошье начало так последовательно не подчеркивалось.

B. Название нового диска "Фиоретти" связанно с именем св. Франциска Ассизского, всё оформление выполнено в эстетике позднего Средневековья. Текст и музыка содержат множество реминисценций этой эпохи. Что тебя привлекает во всём этом?

П.К. Примерно в XVI веке появляется интерес к фольклору со стороны элиты. Он стал объектом науки. Скоморох осознан и сформулирован как культурная ценность. Кроме того, достигает своего пика карнавальная культура, появляются публичные анатомические театры, по Европе странствует множество бродячих поэтов, музыкантов, трубадуров, скоморохов, шарлатанов, зубодёров и тому подобной публики. Словом, тут есть весь спектр моих собственных нынешних эстетических и научных интересов.

B. Связан ли твой интерес к Средневековью каким-то образом с творчеством того писателя, чью фамилию ты сделал своим псевдонимом?

П.К. Владимир Короленко писал о "дневном" страхе перед бытовым и общественно-политическим злом. Но особенно важным являлся для Короленко другой страх, глубинный, "детский", "ночной", "мистический" - перед всем, что связано с иррациональной сферой, "метафизикой", "эзотерикой", "мифом", "традицией", "инициацией" и так далее, назовем это для порядка внутренним Средневековьем. Этот страх и стремление с ним работать определяет и сложное, беспокойное отношение Короленко к символизму. Главнейшая тема писателя Вл. Короленко - конфликт внутреннего Средневековья с Благонамеренным Разумом.