Cергей Кузнецов.
Псой Короленко, молодёжный филолог и акын.
Harper's Bazaar. Март-апрель, 1999.

ДЛЯ ПОКЛОННИКОВ КОНТРКУЛЬТУРЫ, ИНТЕЛЛЕКТУАЛОВ, МУЗЫКАЛЬНОЙ И ФИЛОЛОГИЧЕСКОЙ ЭЛИТЫ ПСОЙ КОРОЛЕНКО НА БЛИЖАЙШИЕ НЕСКОЛЬКО ЛЕТ БУДЕТ ФИГУРОЙ НОМЕР ОДИН. ТЕМ, КОГО МОЖНО НЕ ЛЮБИТЬ, НО НЕЛЬЗЯ НЕ СЛЫШАТЬ,

       Впервые я услышал о нем около года назад. Кислотная молодежь, алкоголики со стажем и заслуженные филологи хвалили его наперебой, смешивая правду и вымысел. Он дает концерты под названиями "Пой, Деррида!" и "Внеочередные Лосевские чтения". Он самый модный маргинал. Завтра его будут слушать все. Он каждую неделю выступает в модных московских клубах. Он - русский Том Вэйтс. Он делает нечто среднее между шансоном и рейвом. Он доктор филологических наук. Он - самое значительное явление в русской песенной культуре девяностых. Он взял себе псевдоним, потому что его настоящее имя еще необычнее. На сцене он называет себя Псой Галактионович Короленко. Иногда добавляет: "молодежный филолог и акын".

       - Почему я назвался Псой Короленко? Это очень просто и очень сложно. Реально дело обстоит так: я всегда занимался Короленко, писал по нему диплом и диссертацию. Короленко для меня - пример маргинального писателя конца века, который последовательно, по глубоким внутренним причинам, противопоставляет себя актуальным дискурсам рубежа столетий. И книжку о нем я хотел назвать "Псой Короленко", потому что Псой - это альтернативный образ Короленко, его другое "я", его диалог с самим собой. Он писал брату в одном из своих ернических писем: "Вот отец наш - Галактион, ты - Илларион, я - Владимир, все по святцам. Родись я в день св. Псоя - быть бы мне Псоем Короленко". Моя диссертация была задумана как реконструкция альтернативного образа Короленко. И Псой Короленко - это альтернативное "я", потому что как Псой я сейчас занимаюсь проблемой аналогичных (прежде всего разного рода "экстремистских") дискурсов современного "рубежа веков" и одновременно проблемой идиосинкразии к ним. Короленко для меня очень актуальная метафора.

       Слушая рассказы и легенды о Псое Короленко, я и не подозревал, что мы уже были знакомы. В свое время, услышав на дне рождения друга, как кто-то в соседней комнате бренчит по клавишам, исполняя что-то вроде авторской песни, я решил туда даже не заходить. И только потом, когда мне досталась кассета, кокетливо названная дарителем "The Best of Psoy Korolenko", я узнал этот голос. Но на этот раз я разобрал слова - и обалдел. Тут и там вкрапленные в текст цитаты, мастерская игра со стилями, смешение эпох и жанров... Фамилия французского философа превращается в припев залихватски-мрачной песни ("Пой, деридерриду, пой, деридеррида"), библейские заповеди иллюстрируются матерными примерами и излагаются языком блатной песни ("Больше не греши, в рот не хапь чужого..."), а Радищев (точнее, Радищев-Потёмкин) поет:

       Ах, русские метели
       Whaoo, вместо песни - стон
       Oops, плакали и пели...
       Катись-катись, зеленый мой вагон.

       Больше всего это напоминает Тимура Кибирова - но Кибирова, очищенного от морализма и умиления ценностями семейной жизни. И вообще от пафоса, от трагедийного накала и политической озабоченности, при которой столкновение в одной строфе Мандельштама и лагерной песни наполняется "особым" смыслом. Короленко монтирует стили и цитаты не потому, что хочет что-то сказать о времени и о себе, а просто потому, что все они хороши.

       - Я в разных стилях пою потому, что нет плохих стилей. Должна быть душа, душевность. Допустим, французские шансонье, которых я очень люблю, потому что у меня дедушка там жил и научил меня этим песням и этим именам, Они мне очень дороги. КСП? Ортодоксальный КСП мне не близок, хотя что-то в нем есть, как в любом стиле. Например, Лев Барашков пел песни Визбора с небольшим вокально-инструментальным ансамблем. Очень маргинально, странно, эстетически беспомощно. Но интересно как задумка! Можно петь и как барды, везде есть какой-то драйв, какая-то очень важная по отношению к самому стилю нотка, ее-то и можно исполнить. Это может быть, например, римейк, как у меня есть римейк Окуджавы и Матвеевой.

       Это он так уважительно говорит: "римейк". А слышали бы вы "Песню о московском муравье", исполненную на мотив Аркадия Северного и называющуюся, разумеется, "Песней об одесском муравьеде"! В самом тексте изменено всего не сколько слов - и образ "лирического героя" тут же трансформируется чудовищным или, если угодно, волшебным образом. Что это - странная любовь или изощренное издевательство? Может быть, и то, и другое. Но чего нет в песнях Короленко, так это пресловутого "стеба", ставшего фирменным стилем московских концептуалистов и соцартистов, а потом - и всесоюзных массовиков-затейников. Более того, удивительная всеядность Короленко, равно экспроприирующего шансон, рэп, КСП, гимн, молитву, балладу и множество других "любимых" жанров, уравновешивается какой-то странной трансцендентной ноткой, исключающей ироническую дистанцию, которая как раз и рождала стеб.

       - Мне хочется, чтобы была выяснена связь таких вроде бы не претендующих ни на что серьезное вещей, как шансон, с таинственным и мистическим. Это трудно сформулировать. Но вот первые ассоциации, которые возникают: переживания на самом концерте, его уникальность и неповторимость, исполнение каждой песни каждый раз по-разно-му, апелляция одновременно к аудитории незнакомой и знакомой. Недавно мы с Елизаветой Лерер (Лиза Коровки-на, авангардно-фольклорная группа "Миф". - Прим. авт.) сделали программу "Litanies & Laments of Northern Russian Folks" ("Плачи и Причитания Русского Севера") и спели в клубе "Золотая лужа". В таком виде она была исполнена всего один раз и больше так не прозвучит. Она имела глу-боко ритуальное значение. Там даже была молитва не-скольким хтоническим богам.

       С богами (Богом?) у Короленко тоже свои отношения. Он катает Перуна на чертовом колесе, разговаривает с Боженькой-Божком, молится великому хтоническому принципу, фаллической Гекате и всемирному подземному Кроту, прося о скорейшем прохождении инициации и "Рождестве трагедии из духа музыки". Короленко легко заменяет в тексте своей песни "Господа" на "Доктора Фрейда" и даже на "Доктора Веба" (известную антивирусную программу), и при этом нет никакого сомнения, что во всех его песнях речь идет о по-настоящему религиозном чувстве.

       - Одну мою песню - "Верую в Бога" - мне даже предлагали записать для церкви Христа, но я отказался: с этими тоталитарными сектами не хочу иметь ничего общего.

       Даже жалко: так и хочется представить адептов церкви Христа, распевающих что-то вроде: "С Богом ты чувствуешь много, только не чувствуешь зла". Способность увидеть мистическое и таинственное в обыденном и привычном отделяет Короленко не только от глухих к эзотерике каэспешников, но и от большинства его "коллег" по клубной сцене.

       - Очень важен эзотерический аспект детской литературы, ее тайнопись. Особенно важна "Радионяня". Я думаю, что "Радионяня" - это стиль, важный маргинальный топос. Если есть у меня какие-то учителя, то наряду с французскими шансонье это даже не Аркадий Северный, а Лифшиц, Левенбук и Николай Литвинов. И еще надо противопоставить "Радионяне" "Улицу Сезам" с ее глубоко законспирированным штейнерианством и какими-то очень странными телегами. Так, например, появляется двухголовое чудище с хвостом и рожками и изображает эмоции. Одна голова говорит "любовь" - другая целует ее взасос. Вторая голова говорит "сюрприз" (имеется в виду неправильный перевод слова "surprise", удивление), первая голова показывает изумление; одна голова говорит "страх" - другая показывает, что она боится. Обе головы в рогах и с хвостом. Впрочем, у детей ко всему этому какое-то равнодушие, хорошее, здравое... потому что они больше об этом знают.

       Музыкальная палитра Короленко не менее разнообразна, чем поэтическая. По периметру афишки вечера "Пой, Деррида" перечислялись стили песен.

       - Среди этих стилей были акын, радионяня, Интернет, америка, песни, зонги, шансоны, куплеты, частухи, страдания, эйсид, ритмнблюз, совок, КСП, рэп, СССР, кабак, диалог-карнавал-хронотоп, цыганщина, фрейлахс, спиричуалс.

       Я добавляю к списку HomeArt, "домашнее искусство" - песни, которые пишутся для "своих" и исполняются от случая к случаю, без особой претензии, почти всегда - без фиксации и записи. Огромный пласт городского фольклора, который зачастую не ценят даже его создатели. Короленко радуется новому термину:

       - Да, классно, HomeArt. В принципе, я пять лет занимался только этим. Все мои кассеты, которые ходят сейчас по Москве, записаны пять-восемь лет назад и даже не на домашних концертах. Просто тусовка, сидят люди, и вдруг все это стихийно перерастает в концерт, представление, перформанс. Но с какого-то момента мне стало интересно, как бы этот HomeArt канонизировать в культуре, придать ему законченную форму, систематизировать этот сумбурный поток информации, дать "школу", если угодно. Я начал выступать в клубах. Сначала приглашал туда друзей, потом создалась какая-то аудитория, я стал встречать людей, которые, допустим, знают тебя, хотя бы через третьих лиц, но друг с другом не знакомы. Потом я стал замечать, что многие даже не знают меня, но атмосфера камерности и домашности сохраняется, а это уже ритуальность, это уже хорошо. Это HomeArt, но одновременно событие, какое-то культурное действо. Эти концерты мне больше всего нравились. Как правило, пел я под фортепиано. Потом появился вокально-инструментальный ансамбль (ВИА) "Нечеловеческая музыка", появилось сомнение, потому что групп и так много. Сейчас я свои песни с группой не пою, не репетирую даже, а репетирую песни Ива Монтана. Совершенно другой проект, римейк концерта 1957 года в Москве, он очень для меня важен и связан с детством. Группа тоже репетирует с энтузиазмом. Но свои песни я перестал репетировать, просто пою под фоно в тех клубах, которые переваривают такой малый формат.

       Кроме римейка концерта Монтана у Псоя Короленко в работе много других проектов: концерт песен Галича ("без стеба, но в своей интерпретации"), исполнение "Плачей и Причитаний..." в стиле кабаре, программа "In Roitn Sturm" ("В красном вихре") - песни евреев-большевиков и евреев-колхозников. В основном на идиш, но есть и на русском.

       В ожидании новых выступлений можно подвести итог. Короленко действительно самый модный маргинал. На его концерт в клубе "Сине-Фантом" пришло столько народу, что зал не вместил и половину желающих: безбилетникам пришлось прорываться с боем. На Тома Вэйтса он вовсе не похож. То, что он делает, куда ближе к шансону, чем к рейву, - тем больше оснований, что он скорее понравится повзрослевшим рейверам, чем постаревшим любителям авторской песни. Его никогда не будут слушать "все". Но для поклонников контркультуры, интеллектуалов, музыкальной и филологической элиты Псой Короленко на ближайшие несколько лет будет фигурой номер один. Тем, кого можно не любить, но нельзя не слышать.