Коллеги-музыкальные журналисты на просьбу помочь с поиском "маргинала от музыки" сначала решительно отвечали: нет никого, а потом отговаривались: разве что Псой Короленко. На вопрос, что он делает, коллеги пожали плечами (один косыми саженными, другая - девичьими хрупкими) и ответили: песни поет. На вопрос, какие, коллега мужского пола ответил: про Деррида и Лакана. А коллега пола женского: о том, что все люди бляди.

       Обозреватель МАТАДОРа смекнул, что бляди и Лакан в одном флаконе - это и есть то, что требуется от настоящего маргинала.

       Ближайший концерт Псой Короленко давал в изысканном "Сине-Фантоме". Билета в кассе не оказалось. Лестница Музея кино была забита юностью в ирокезах, цветных элэсдюшных шапочках и джинсах цвета кипяченых фекалий. Местные бабушки кричали на них: уходите, уходите, зал переполнен. Ваш обозреватель, состроив солидную мину, протиснулся в дверь, и сзади зашипели: у-у-у, мажора пустили, а нормальных ребят нет.

       Я попал как раз к началу выступления Псоя. Зал, расслабленный в первом отделении мягкой видеомузыкой А. Шульгина, был собран-построен в течение полминуты яростным "фак ю! фак ю! фак ю! фак ю!" под ритмичный топот солиста и тугие тамтамы отмороженного вида девушки на первом ряду. Я хотел, чтобы мне понравилось, но случилось большее - меня реально вставило. Псоеделическое шаманское камлание держало меня на ногах минут двадцать, заставляя подпрыгивать и подвизгивать в такт. Про Лакана и Делеза было спето что-то крайне нелицеприятное, и я сделал козу в потолок: ату их, ату поганых постмодернистов! Псой глаз и ухо пластикой тела и голоса, колоритная барышня Лиза Коробкина подпускала густой низкий вокал. Когда певец воззвал: поклонимся великому хтоническому принципу, поклонимся всемирному какому-то кроту", я был готов вписаться в соответствующую секту и отдаться любому экстазу, который мне там предложат.

       Через некоторое время отпустило, и я сел на пол. Псой перестал скакать по залу, успокоился за синтезатором. И песни пошли поспокойнее, лирические: "Птице тепло в гнезде, хую тепло в пизде", с припевами вроде: "Ой-деррида-деррида-деррида"… Еще через некоторое время пошли пародии на всяких бардов (особо мягко, как "Рама" на хлеб, легла "песня о московском муравье" Б. Окуджавы на музыку А. Северного: "бэз всякого нэбэсного знамэнья, тэм нэ мэньэ, палтышко было новое на нэй). А потом пошли песни, сами напоминающие бардовские. Мне резко стало дурно, и я ушел в "Синема" пить водку.

       На следующий день в "НГ" какой-то чудак обозвал Псоя козлетоном.

       (Псой: "Раньше я считал, что у меня приятный баритон, но в последнее время появились проблемы, как бы не охрипнуть. Я решаю: или разрабатывать виртуальный козлетон, или восстанавливать связки".)

       Вообще Псой филолог и даже преподает в МГУ. Сочинил, страшно сказать, учебник по литературе для каких-то классов, который, впрочем, еще не вышел. Фамилию Короленко позаимствовал у русского писателя, известного широкой публике по книжке "Дети подземелья", хотя никто, конечно, не помнит, о чем там идет речь. А Псой о том первом Короленко аж диссертацию сочинил.

       Филологическая культура, дай ей Бог здоровья, прет через любое шаманство, козлетонство и матюки. Лично автора этих строк весьма порадовала песня, построенная вокруг стишка революционера Радищева "Ты хочешь знать, кто я, что я, куда я еду". Мне давно было странно, что никто не расцитировал еще этот очень выразительный текст. Ну и плюс то, что Короленко козлетонит не только по-русски, но и по-английски, по-французски, татарски, а также на языке идиш.

       (Псой: "Не то что я знаю идиш. Но читал какие-то разговорники и понимаю фразы типа "Ленин хороший человек" и "мой папа работает на тракторе в Биробиджане".)

       Через неделю я попал на квартирник Псоя у Ленинградского рынка. Там Псой сидел уже за живым фортепиано, завернувшись в махровый халат и поблескивая бритой башкой. В двухкомнатный флэт набилось, страшно сказать, человек семьдесят. Особо незначительные (в смысле размеров) девушки были вбиты заподлицо на платяные шкафы. В санузле расположился с бутылкой юноша в белом и отказывался выходить, приговаривая: "Да заходите, ссыте, я не буду смотреть, я отвернусь". Я зашел первым. Юноша протянул мне бутылку и спросил: "А тебе-то зачем эти концерты?" Я говорю: "Нужно же впускать иногда в себя сколько-то букв, нот…" Юноша моей аргументацией удовлетворился. В коридоре незнакомка в черном спросила: "" вам нравлюсь?""--и попробовала ухватить меня за гениталию, но промахнулась в силу изрядной декоординированности.

       Несмотря на все это, однако, впечатление бардака отсутствовало напрочь. Обилие людей и энергий мешало вслушиваться в слова, но ведь и, не знаю, в церкви ты тоже не очень слушаешь, что долдонит поп, а ловишь свой кайф от золота икон, блеска свечей, подвываний сопаственников, от чисто голоса Бога в конце концов. Светлые молодые лица, теплые волны, мирные жесты. И когда Псой крикнул, чтобы свет совсем погасили, я спокойно провалился внутрь себя, будучи уверенным, что здесь мне не нужно прикрывать спину.

       А на "великом хтоническом принципе" я вдруг возбудился, схватил куртку, побежал в метро "Аэропорт" и встретил на платформе девушку, с которой потерялся накануне в телефонной бездне и запутанных траекториях такси и которую уже не надеялся сегодня обрести. Если еще добавить, что на концерте Короленко в "Сине-Фантоме" я нашел себе квартиру, в которой сейчас живу, то будет понятно, почему я так уважительно говорю о магических свойствах его искусства.

       То есть я и не знаю, насколько все это искусство, но убедился, что это прекрасно как практика: собирать вместе симпатичных людей и загружать их шаманством, провоцируя при этом тепло и - как в моих случаях - чудесные события.

       Как искусство, впрочем, камлания Псоя функционируют тоже. Раньше он пел только по хазам, но с прошлого года выступает по клубам (первым было Интернет-кафе "Скрин"), находя для сопровождения то четырнадцатилетнюю скрипачку, то группу "Нечеловеческая музыка". Людей, далеких от проблематики стишков Радищева, криминальной подоплеки Окуджавы и, скажем, гомосексуальности Дерриды, вставлять в мистический контекст сложнее, чем обозревателей глянцевых журналов. Но энергетика есть энергетика: может быть, вставит и далеких.

       Сейчас он с помянутой "Нечеловеческой музыкой" репетирует концерт песен Ива Монтана.